Гиллиан стареет. Любой, кто наслышался историй про ее приключения, или знал ее лично, рассмеялся бы на это заявление, только бы и сказал «Это Джонс-то?», но она старела, это было фактом. Конечно, женщина была более чем уверена, что ее задорная задница проживёт очень много, бездне известно сколько лет, прежде чем совершить свое последнее приключение; она была очень здоровой, особенно для своего возраста, но возрасту была подвластна даже она.

Врачи ей начали пояснять, долго и мутно, Гиллиан почти не слушала их, только притворялась, что была сосредоточена, больно много они использовали заумных медицинских терминов, только одно, но самое главное, она не прослушала: сказали ей врачи, перед уходом, что ей стоит быть осторожней, травма от падения была серьезной, ее тело изрядно помяло - нервную систему ей тоже повредило. Врачи ей говорят, что «ту дивную штуку с руками» ей будет делать сложнее, руки у нее будут отвечать на сигналы мозга медленнее. В лучшем случае это заживет через лет пять, в худшем - так будет теперь навсегда. И когда она выходит из кабинета, она задумывается, крепко, стоит в коридоре.

Она о много чем думает, вспоминает, как по юности лет думала, что умрет молодой и в приключении, но жить Гил любила очень сильно, ее бы даже Бездна не взяла, в итоге, она из любой передряги выходила, любые травмы выживала - даже тогда, когда уже от боли хотелось не выживать - казалось было, что только старение ее и может уложить спать в гроб, свое собственное тело предаст в один момент. Рука ее задевает шляпу и она предательски падает на пол, тихое «Блядь» срывается с губ Джонс. Она пару минут ее даже не трогает, просто смотрит взглядом, растерянным таким, даже, выпадает в транс.

Обратно в руки себя она берет быстро, трясет головой в стороны, пытаясь взбодриться, да шляпу обратно надевает. Пыл ее пинает к приключением, но разум говорит, что дура старая она, коль прыгнет в них с головой и на предупреждения глаза закроет. Джонс вздыхает, тяжело. «Ой, хуйня это все какая.»

***

К Гил еще вчера пришли, тихо постучав в дверь, сказали ей, что она сегодня отбывает, пусть собирается. А она готова, в самом деле, уже давно: багажа у нее нет, она с собой носит только монеты золотые да дробовик. Одежда запасная ей давно ни к чему, она бы, правда, рада была ее иметь, но в приключениях да перепалках оно все столько рвалось, металось, что ей надоело каждый день по рубахам менять. Так что следующим утром она собирается быстро, только свою шляпу чуть не забывает и возвращается забрать, она ей как сестра родная уже, без нее никуда.

Стоит Джонс переступить через порог, она набирает воздуха в легкие, как можно больше, вздыхает глубоко, только чтобы услышать чужое дыхание, не такое чистое и глубокое, сбоку где-то от нее. Она и бросает туда взгляд, даже не столько из интереса, сколько рефлексивно. Гил тихо слушает, что ей говорит девица пред ней, хмурится немного, она Мишель не так хорошо помнит, да и она попросту была такая, Гиллиан Джонс, не умеющей в должные манеры, много кому попросту не отвечала и мимо проходила. Она берет сигарету, руки ее машинально ищут в карманах чем бы ее зажечь, но карманы предательски пусты. Только тогда женщина и прерывает тишину, «огонек есть?», спрашивает, всматривается в лицо девушки. Она не дожидается ответа, даже, сразу говорит дальше, в голове ее что-то щелкает.

«Ах. Мишель Лоран, так оно было?» Джонс чуть было не сказала «сторожевая собакодевочка», но перетерпела и воздержалась, Гиллиан закрывает глаза, будто пытается что-то найти, «можно и так сказать» речь ее почти бессвязная, она себя сразу поправляет, легонько, уточняет, что последняя фраза про ее вопрос про путешествия. Тишина вновь наступает, все такая жп неловкая, Джонс не была особой болтуньей.

«Может даже последнее» пролетает в голове у Гил тихо, она виду-то не подает, кажется со стороны грустной немного, но все еще уверенной.

«А ты как? Планы на будущее какие, помимо снов на посту?»