Идон шел вперед, уверенным шагом прорезая снег и ветер, летящие ему в лицо, а за его спиной метель смыкалась обратно в единое полото. Погода вполне четко давала понять, что сегодня никому не стоит выходить наружу, и, как говориться, в такие вечера даже нерадивый хозяин не выгнал бы пса, но у Саливана не было такого хозяина. Зато был кодекс, обязывающий действовать в те моменты, когда в мире творилась несправедливость, и, по мнению Салли, деревня, в которой ярл, решил откреститься от части своего удела, оставляя на произвол судьбы всех жителей в нем, вполне подходила под случай, требующий вмешательства юстициаров.
Конечно, перед тем, как отправляться в путь, оборотень запасся всем необходимым — на Нортдире было довольно мало годных дорог, поэтому большая часть пути пролегала через леса, требуя соответствующее количество еды и воды, теплой одежды и выдержки. Информацией его тоже не обделили, но сведения о Хафльдале были настолько разрозненными и странными, что, порой, у Идона возникало ощущение, что он едет не в какую-то конкретную деревеньку, а посещает сразу несколько уделов, с разными жителями, архитектурой и традициями. Кто-то говорил, об этом населенном пункте, как о полнейшем захолустье, иные же травили истории о домах гигантов, селящихся в горах вдалеке от Хафльдаля, третьи же говорили об отличном мясе мамонтов, что паслись именно в тех краях. И ни слова о том, что в этом месте пропадали люди, даже напротив, когда Идон пытался более подробно разузнать о тех слухах, что ходили по Нортдиру пару лет назад, разговоры его быстро оканчивались прощанием, и лишь единицы подтверждали, что в той деревне действительно было что-то не так. Одно он знал точно — весь остров решил сделать вид, что никаких ужасных происшествий в той деревне не было, и о ней просто нужно забыть. Этой же логикой руководствовался, видимо, и ярл, приказавший повязать на стволах деревьях, за которыми стоял лес, ведущий к Хафльдалю, красные ленты — своеобразный знак «Не входить» для своих.
Ленточки, тем не менее, Идона не остановили. Как не остановила метель до этого, и, уже к вечеру, продрогший до костей, оборотень стоял возле узкой дорожки, ведущей к скрытым под снегом домикам, узнать которую можно было только по торчащим из белой глади заборчикам и воротам.
Первое, что попалось на глаза, если эта фраза вообще применима к слепому, было отсутствие света. Обычно, в такие дни, в окнах можно было заметить маленькие огоньки свечек, ведь коренным нортдирцам не нужно было топить печей — они не боялись холода, и пламя им нужно было лишь для освещения, но сейчас над Хафльдалем навис мрак, казалось бы, заполонивший собой даже пустые дома. В том, что они были пустыми, Салли не сомневался — его чуткий нос не чуял ни одного запаха, а уши, скрытые под широкополой шляпой, улавливали лишь шум метели далеко за лесом — стихия отказывалась подбираться ближе к деревне, из-за чего сейчас у Идона была минутка спокойствия, но растягивать ее до часа у него не было никакого желания — оборотень торопливо направился к маленькой избушке, что была ближе всего к импровизированным воротам деревни.
Внутри не было, конечно же, никого. С глухим ударом опустив суму с провизией, что осталась от перехода, на пол и постукивая тростью по половицам, Идон двинулся вперед. Магия позволяла на некоторое время все же получить картину мира, но не более, чем на десяток секунд — дальше из-за отсутствия самих глаз, появлялись фантомные боли, но и этого короткого промежутка времени хватило на то, чтобы увидеть изрядно подгнивший кусок мяса на столе, не воняющий просто потому, что он был заморожен — открытое окно впускало в помещение и ветер, и снег, и первое, что сделал Идон — выбросил в него же всю гниль со стола, закрыл ставни, подернутые инеем и, найдя за небольшой печью в углу домика, по сути, являющегося одной большой комнатой со столом, стульями, одноместной кроватью и импровизированной кухней, зажег несколько свечей, а затем и огонь в печке — благо, дрова в ней все еще оставались, и выходить на улицу за ними не пришлось.
Сняв шляпу, чуть подергав ушами, размотав шарф и закинув массивную шубу из шкуры яка на один из стульев, оборотень сел на второе свободное место и, сомкнув пальцы в замок, опустил на них голову. Создавалось такое впечатление, будто он вернулся домой и решил немного отдохнуть перед тем, как заняться домашними делами, но на самом деле юстициар пытался понять, что могло произойти. Деревенские вряд ли могли просто собраться, оставив еду, и свалить. Слишком странная картинка для такого захолустья, да и вариант с нападением вряд ли возможен — здесь просто было нечего грабить. Конечно, нужно было осмотреться, а не оставаться в этом маленьком домике, походить от дома к дому, но сейчас вряд ли бы подобные действия возымели результат — когда юстициар только подходил к Хафльдалю, было уже темно, а через пару минут все, что останется от самой деревеньки — свет свечи в окне дома, который занял Идон. И даже с магическим зрением имело бы смысл соваться в ночь на улицу, пытаясь найти улики, поэтому, еще раз посоветовавшись со своей совестью, оборотень решил остаться в относительном тепле. Благо, печь все-таки немножко грела, и, опустив руки на стол, Салли вздохнул наконец-то полной грудью, ощущая, как к замерзшим пальцам постепенно возвращается чувствительность — подушечки начали различать текстуры дерева, из которого был сделан этот добротный стол, порезы от ножа и липкие пятна медовухи, извести которые со временем стало, видимо, совсем невозможно, и хозяин просто «смирился». В этот же момент до ушей Саливана донесся хруст снега — за окном, по той же дороге, по которой шел какое-то время назад мужчина в черном плаще и шубе, накинутой поверх него, сейчас двигался еще один путник. И единственный вопрос, который в тот момент был в голове у Идона, заключался в том, не привел ли своим любопытством он в движение череду событий, которые в конечном счете обернуться трагедией?
